все это тихо утопало в смутной голубизне хрустальной дали. И если сравнить взором то, что видно там вдали, с огромными телами вековых сосен и вязов на этом, на нашем, берегу, то видишь, что оно действительно совсем голубое. Не то что вот эта жирная, густая зелень бузины совсем рядом с тобой.
Потом ребята пошли потихоньку домой. Сперва наверх, прямо по желтому сыпучему песку, в котором разъезжались и тонули ноги, потом — крутой тропиночкой, прихотливо вившейся меж черно-оранжевых колонн громадных сосен; высоко было лезть — даже запыхались.
Ивы теперь снова отошли и стояли немного поодаль — там, внизу у моста, — сплошной густой массой; их серовато-голубая зелень резко отделялась от темной поблескивавшей зелени дубков, ютившихся около. Понурые старые ветлы, дуплистые, полуразрушенные, но все еще упорно боровшиеся за жизнь, угрюмо и упрямо поднимали свои кряжистые, дряхлые, усталые тела.
Иногда они напоминали какие-то развалины — так странно торчали вверх эти обломанные стволы, голые, толстые, обрушившиеся ветви. И только снизу к ним, как к развалившимся стенам, жалась близко-близко воздушно-сероватая, мелкая и затейливая, неотчетливая, но многолистная, кудрявая и пышная зелень побегов.
— А знаешь, — сказала Наташа, когда они с Левой настоялись вдоволь над рекой и налюбовались всеми этими прозрачными зеленоватыми переливами, — здесь вечером летает прямо целая масса летучих мышей.
— И ты, конечно, труса празднуешь! — заметил ее новый товарищ.
— Ничего подобного! — живо откликнулась девочка. — И не думаю. Я, может быть, еще даже по зоологии пойду… Вы ведь здесь первое лето?.. Ты еще ничего и не знаешь, а говоришь!
— А вы?
— Мы уж давно. Каждое лето. Здесь хорошо!
— Ничего, — согласился Лева. — Можно просто сказать: недурно. Пахнет славно — травой и речкой» Раздолье!
Высоко на холме над рекой, там, подальше, за стройной березовой рощицей, стояли, словно заблудившись на малоезжей дороге, покосившиеся, полуразвалившиеся поверху фигурные каменные ворота в виде маленькой арки. Около них виднелись остатки совсем уже рассыпавшейся стены. Все это густо обступила зелень: лопухи, крапива и темно-зеленая густая бузина. За воротами стоял невысокий старинный дом, украшенный, как и ворота, затейливыми цветными блестящими изразцами с разными рисунками, надписями, глубокой резьбой по камню и узорами, выложенными с разными хитростями из кирпича. Все это было в большой ветхости и постепенно дряхлело и дряхлело. Но старинный дом был все же кое-как приспособлен под жилье: свежий кирпич старательно окружал